Активист из Владивостока Алексей Галимов с начала полномасштабной войны высказывался против происходящего в социальных сетях, а с февраля 2023 года проводил одиночные пикеты. В марте у Галимова прошел обыск, в июне к его маме домой пришла полиция. После этого активист с женой и тремя детьми уехали из России. Публикуем историю, рассказанную Алексеем.
Несколько лет назад мы с коллегами как сторонние подрядчики работали со строительной компанией «Мегалайн». А в 2017 году я посмотрел расследование Навального и узнал, что эта компания принадлежит Пригожину, понял, что я участвовал в незаконном его обогащении. Меня это пробрало. В том же году к нам во Владивосток приезжал Навальный, я сходил, послушал. После этого я все митинги посещал.
Одиночные пикеты я начал проводить в 2023-м. У меня есть друг из Украины, мы с ним вместе работали. Его брат Женя пошел в украинскую тероборону, попал в январе в окружение. Мой друг писал тогда в наш чат, просил молиться за Женю. Мы молились, и каким-то чудом россияне отступили. Этот эпизод стал последней каплей, решил, что молчать больше не могу.
1 февраля я вышел с первым плакатом с библейским стихом: «Не убий». Меня сильно трясло: я не знал, чем это закончится. Встал на площади напротив подземного перехода. Первый человек, который из него вышел, посмотрел на меня, улыбнулся, сжал кулак, показал: «Брат, я с тобой». Меня тогда это сильно поддержало.
Люди, которые проходят мимо, на самом деле не равнодушны, они все прекрасно понимают. Я много раз замечал: кто-то снимал меня, кто-то махал рукой, кто-то кулак сжимал, кто-то улыбался, кто-то говорил ободряющие слова. Я понимал, что-то, что я делаю, имеет действие, оказывает влияние. Тут вышел человек на пикет, там вышел человек на пикет, кто-то что-то написал, кто-то сорвал листовку с буквой Z — все это показывает настроение людей.
Я использовал на пикетах цитаты из Библии, потому что я вижу в этом агрессивном акте действие темных сил. Есть библейский текст: «Не передвигай межи ближнего твоего, которые установили отцы». Есть Украина, у нее есть определенные границы. Есть Россия, у нее есть определенные границы. А Путин решил границы раздвинуть.
24 февраля я вышел с плакатом: «Не воюйте, ибо не получите успеха». Я хотел показать: вы ведете войну, у которой нет оснований, идеологии. За что? Почему? Россия ее проиграет, это сто процентов.
После пикетов меня задерживали, возили в отдел. Протокол ни разу не составляли, но вручали предостережения. Дежурный мне в отделе говорил: с Библией не поспоришь, это идеальная схема.
После второй акции в феврале за мной в отдел приехала бригада санитаров и отвезла в психиатрическую больницу, отпустили после беседы. А в марте я по своим делам приехал на машине на площадь, где обычно провожу пикеты. На этот раз в подземном переходе меня задержали. Полицейских я знал, мы уже несколько раз встречались. В качестве причины мне назвали ориентировку по подозрению в грабеже.
Они так и раньше говорили. Отвезли в отдел: там дежурные, я их тоже знал, я шутил: «Мне в следующий раз привезти конфеты, чаю попьем?» Тогда меня тоже отпустили без протокола. Я спросил: «Почему задержали?» Говорят: «Профилактика».
Потом я вернулся к машине, сел, сразу дорогу перегородил автомобиль ДПС. У меня потребовали всевозможные документы, огнетушитель, аптечку и выписали мне пачку штрафов. Полицейский смеялся: «Кому насолил? Нам позвонили сверху, сказали тебя по полной программе нагнуть». С тех пор я на площади больше не парковался.
День обыска
8 марта мы ходили с семьей в ресторан в добром расположении духа. А в 6:20 9 марта к нам постучали — тихо, аккуратно. За несколько дней до этого соседей снизу затопило, и мы подумали, что их снова заливает. Я подошел к двери и вместо того, чтобы посмотреть в глазок, спросил: «Кто там?» Они ответили: «Это полиция», — и начали громко стучать, наяривать, сказали, что если не открою, то выломают дверь.
За несколько минут они выломали дверь и забежали — три «эшника», три СОБРовца и два понятых. Моя жена и трое детей тоже проснулись, все переживали. Жена упала на колени, подняла руки вверх, говорит: «Не стреляйте». Они замешкались и отпустили ее к детям.
Я упал лицом вниз на пол, потому что понимал, что, если не лечь, меня могут уложить каким-нибудь приемом. На меня забрался здоровенный боец СОБР, придавил меня коленкой, пока мне зачитывали постановление об обыске. Помню, фигурировала статья о дискредитации армии РФ, «Одноклассники» и фамилии — как я потом выяснил, людей из «Яблока».
Силовики потребовали сдать телефоны, компьютеры, флешки, все осмотрели, заглядывали в шкафы. Меня продолжали придавливать, СОБРовец перешел коленкой к шее, я стал задыхаться. Жена вмешалась, сказала: «Вы что, не видите, ему больно». Тогда меня все-таки подняли, разрешили одеться. В отделе сотрудник Центра «Э» сказал, что мне повезло, что меня не избили: «СОБРовцы рано утром злые, пинают пару раз обязательно».
Обыск продолжался около трех часов. Потом меня посадили в машину с бойцами СОБРа. В дороге они рассказали, что ездили в несколько командировок на войну в Украину, спрашивали, почему я против. Один из них был особенно агрессивный, я благодарил Бога, что он сидел на переднем сидении и не мог дотянуться на меня. Я себя вел спокойно, инструкции ОВД-Инфо я читал, объяснил свою позицию: я как верующий человек не могу молчать, потому что происходят убийства.
В отделе мне сразу сказали: сейчас вызовем ЧВК «Вагнер», они тебя отведут в специальную комнату для беседы, где ты подпишешь контракт и поедешь воевать. И паузу взяли. Я, конечно, понимал, что они это могут сделать, а те добьются с помощью пыток, чтобы я подписал. Полицейские добавили, что второй вариант — СИЗО.
Потом «эшники» стали расспрашивать о том, как мои антивоенные пикеты связаны с партией «Яблоко», называли фамилии, я их не знал. Вопрос, в каком я статусе, они проигнорировали: чтобы держать меня в тонусе, видимо. Еще спросили, буду ли снова выходить на акции, я сказал, что напуган и не буду, они посмеялись. Потом сказали: «Сейчас мы тебя отпустим, сиди тихо, жди звонка следователя, решим по тебе».
Я был в шоке, что меня выпустили.
После обыска
Дня через два мы сняли через знакомых квартиру и переехали: жить с выломанной дверью было страшно. Мы мало куда ходили, мало кому звонили. Когда к нам пришли из ЖКХ и стали стучаться, мы очень испугались: напоминало то самое утро. Я боялся даже к двери подходить, мы ушли в другую комнату, закрылись, сидели как мыши и молчали.
12 июня рука у меня дрогнула, и я опубликовал пост в «Одноклассниках». На следующий день к моей маме пришла полиция, спрашивала обо мне. Тогда я понял, что надо уезжать. Взял билет до Улан-Удэ, а оттуда на попутной машине уехал в Монголию.
Когда я пересек границу, мне буквально дышать стало легче. Я понимал, что мне не нужно оглядываться, ожидать, что ко мне постучат, за мной придут. Я по-прежнему россиянин и люблю свою родину, но чувствую себя гораздо свободней. Совсем полегчало, когда мы встретились в Стамбуле с семьей. Оттуда мы уехали в Мехико, а потом запросили политическое убежище в США.
Несколько лет назад моя жена нашла польские корни, мы думали репатриироваться, но бежать не собирались. Если будет возможность, я, конечно, вернусь, но только когда сменится режим.
Жена согласна с моей антивоенной позицией, но после обыска у нас с ней был серьезный разговор. Я единственный, кто обеспечивает нашу семью. Если меня посадят, то она останется одна с детьми. Жена предупредила, что в таком случае они уедут из России: у нас трое сыновей, старшему 14, неизвестно, сколько война будет продолжаться. Тогда я понял, что могу потерять семью из-за своих принципов. Честно говоря, я уехал не из-за себя, мне не хотелось рисковать положением своей семьи.
У нас в церкви (Адвентистов седьмого дня во Владивостоке — ОВД-Инфо) тоже есть конфликты: кто-то предлагает молиться за войну, за российскую армию. Внутри церкви есть люди, которые «за» и молят об этом Бога, есть люди, которые «против» и молят, чтобы это закончилось. Это разделило нас как верующих, разделило нас с верующими из Украины.
Я много раз поднимал эту тему, спрашивал пастора, почему он молчит. В результате выяснил, что им сказали: кто вякнет, будет участь Свидетелей Иеговы.
