С 24 февраля в России ежедневно проходят акции против войны с Украиной. По данным ОВД-Инфо, к моменту публикации текста за антивоенные акции задержали 6835 человек в десятках городов России. Публикуем рассказы задержанных из Москвы и Петербурга.
Петербург, Андрей Калих, правозащитник: «Меня подняли, со всей силы швырнули в автобус»
Андрей Калих после задержания / Фото из фейсбука Калиха
Это было в воскресенье в Петербурге. Было много групп, отсеченных полицией друг от друга. Сложно было понять, кто где. Надо было отслеживать по телеграм-каналам. Я с друзьями догонял одну из групп и видел, как то там, то тут «космонавты» в шлемах прижимают людей к домам. Люди кричали «Нет войне», подъезжали автобусы, их туда закидывали и увозили.
По Невскому проспекту носились полицейские автозаки, мы были на Литейном, потом свернули на Кирочную. На улице Фурштатской у стены стояла группа людей, но многие были и за оцеплением, поддерживали, кричали. Время от времени полицейские в касках, шлемах, латах с дубинками — самые звери — выбегали и жестко задерживали. Видимо, я кричал громко и не заметил, как на меня ринулись двое озлобленных «космонавтов».
Они схватили меня за шею, пригнули, насколько могу судить, надавали ногами по ногам и по пятой точке. Дубинками не били. Один пригнул шею, другой выламывал руку. Матерились, угрожали. Тащили через всю толпу, поэтому и заснято так хорошо. Присоединились еще двое «космонавтов», насколько могу судить по видео. Я ничего не видел, смотрел вниз.
Меня дотащили до железного ограждения, которое разделяет проезжую часть и скверик. Пока меня перетаскивали, я, естественно, со всего размаху грохнулся об асфальт. Слава Богу, не головой. Меня подняли, со всей силы швырнули в автобус — я ударился еще там.
Когда адреналин и волнение начали спадать, я почувствовал боль в левом плече. Люди в автобусе помогли мне сделать перевязку. Начались сильные боли, кто-то дал мне воду и обезболивающее. Пальцы двигались, но рукой я пошевелить не мог. В Институте скорой помощи имени Джанелидзе потом выяснилось, что это вывих. Нас привезли в 10-й отдел полиции, закинули в актовый зал.
Полицейские, которые оформляли в участке, всегда добрее [чем те, кто задерживает]. Они увидели, что со мной, меня отправили в больницу. Как мне рассказали, полицейские в отделе из-за ситуации со мной были напуганы, всех [задержанных] отпустили под обязательство о явке. На скорой со мной поехал полицейский, относившийся ко мне совершенно сочувственно. Он был не в форме, а в гражданском. Зачем-то час меня пас в Институте скорой помощи. Когда мне сделали рентген, он сказал: «Ну все, начальство говорит мне вас покинуть. Вам желаю удачи, здоровья, всего самого хорошего». Вполне искренне мы попрощались за [мою] здоровую руку.
Мне наложили гипс, я ушел домой. Вместе с «Апологией» намерен подавать заявление в Следственный комитет о насилии со стороны полицейских.
Москва, Ирина Боганцева, учительница: «Свобода стоит дорого»
Ирина Боганцева / Фото: Алексей Боганцев
В четверг я была просто в шоке: как встала с постели, так в халате и сидела. Потом что-то меня подкинуло. Я взяла плакат [«Матери против войны»] — я сделала его в 2015 году, тогда было шествие против происходящего на Донбассе. Плакат из пенокартона: очень легкий, его удобно держать, не сворачивается. Села на такси, поехала на Пушкинскую площадь [в Москве]: в метро из-за коронавируса я давно не езжу.
Я взяла плакат, и надо же — из метро выходит мой бывший муж, мы развелись больше 30 лет назад. Я говорю ему: «Сфотографируй меня быстро». Он: «Тебя сейчас заберут». Я: «Вот поэтому и сфотографируй». Так появились три фотографии [моего пикета]. Людей было мало, но прохожие, шедшие мимо, мне аплодировали. Тут подошли ОМОНовцы и забрали.
В автозаке были еще люди, нас повезли в ОВД «Южное Бутово» — не ближний край, но привезли довольно быстро, не больше часа. В ОВД меня опрашивали трое, и каждый спрашивал, первый ли это у меня такой случай задержания. Я говорила, что не первый, но с предыдущего задержания прошло больше года. 23 января 2021 года я выходила за Алексея Навального.
Но выяснилось, что полицейские считают, что год отсчитывается не от момента задержания, а от оплаты штрафа. Штраф в 10 тысяч рублей, так получилось, я оплатила только в августе. Меня нашли в ОВД в базе данных, оставили ночевать в полицейском участке.
Ирину Боганцеву ведут в автозак, Москва, 24 февраля 2022 год / Фото: Наталия Буданцева
Я написала на протоколе, что с оставлением на ночь не согласна: у меня гипертония, мне в этом году исполняется 70 лет. Отобрали все вещи, включая лекарства — у меня не было к ним доступа. Меня отвели в обезьянник: такая клетка с решеткой.
Я просила оставить мне лекарства на ночь, мало ли что. Они ответили, что не могут. Если мне станет плохо, вызовут скорую. Я спросила: «А может быть не доводить до того, что нужна будет скорая?» «Нет, это невозможно, держите нас в курсе [о своем самочувствии]». Только я заснула ночью, сотрудница полиции подошла ко мне и заорала: «Ира, ты как, все в порядке?» Ира… Я подняла голову, она говорит: «А, все хорошо». Проверили меня, прямо как Навального.
О задержании узнала моя дочь, что в ОВД [с протеста против войны привезли] 21 человек. Около часа ночи дочь со своим молодым человеком привезла на всех передачу. Из-за решетки я видела, как носят пакеты: я не знала, кто их привез. Нам (со мной еще две девушки сидели) ничего не передали. Другим — отдали, не знаю, все ли, описи не было. Девушек, которые сидели со мной, отпустили ночью, и они сказали дочери, которая еще ждала меня у ОВД, что мне ничего не передали.
В два часа ночи дочь нашла круглосуточный магазин в Южном Бутово, и в три часа ночи мне сделали передачу: только я попыталась уснуть, лежа на узенькой лавке в обезьяннике. У меня все затекло, женщина-полицейский сжалилась надо мной, дала три поролоновых матраса в сомнительных чехлах: на них можно было спать, если положить друг на друга на пол.
Я положила на матрасы дубленку, легла, попыталась уснуть. Но беда в том, что обезьянник — на проходном месте, все двери металлические, они громко хлопают, всю ночь по ОВД ходили полицейские. Утром встала, перекусила из того, что мне передали, меня сопроводили в туалет, и поехали мы в Зюзинский районный суд. Конвоировали меня двое вполне милых полицейских: одного звали Рамир, другую — Настя. Мне отдали все вещи.
Дочка много раз звонила в ОВД, ей с неохотой отвечали. Она знала, что я буду в Зюзинском суде. Адвокаты все были заняты, но [адвокат от ОВД-Инфо] Татьяна Соломина просто выбрала меня. Сейчас я просто учитель, но раньше была директором школы. Был один из выходов по призыву Навального, и там задержали нашего ученика. Его на землю бросили, побили, отправили в ОВД. В ОВД выяснилось, что он — подданный Британской короны, но его все равно [пытались поставить на учет] в детскую комнату полиции. Потом в Следственный комитет вызывали всех работников школы, которые с задержанным учеником общались. Таких историй по Москве было много. Я для похода в СК нанимала Соломину.
В Зюзинском суде Соломина сражалась как львица. Сказала привезти все справки о моем здоровье — молодой человек моей дочки привез. Я как в воду глядела: месяц назад я на дочку и сына оформила доверенности о возможности юридически представлять меня. В полицию дочь все равно не пустили, был план «Крепость» (отдел полиции блокируется на вход и на выход, план «Крепость» часто вводят во время акций, чтобы отрезать протестующих от юридической помощи — не допустить в отдел полиции адвоката — ОВД-Инфо).
А в суд дочь пустили, это очень морально поддерживало. Она привезла три огромные сумки с одеждой, косметикой, книгой. Мы готовились к [арестным] суткам. По вменяемой мне статье — до 30 суток, но есть и возможность получить крупный штраф. Адвокат просила вообще освободить меня, потому что я проводила одиночный пикет. Но если наказание, то лучше штраф, а не арест. Судья спрашивает меня: «Вы знаете, какие предусмотрены штрафы?» Я ответила: «Да, я это осознаю. Я знаю, что свобода стоит дорого». Мне присудили 150 тысяч рублей, это минимальный штраф, максимум — 300 тысяч.
У меня очень стабильная нервная система: я 40 лет отработала учителем. У меня такие ученики были, что по улицам ночью ходить было страшно. Но внутренний стресс [от начала войны] был: я только во вторник поняла, где лежит мой паспорт, где решение суда. Что надо пойти в банк и заплатить. Хотя сходила в парикмахерскую и к косметологу — женщин всегда это очень поддерживает.
