Издатели журнала moloko plus Павел Никулин и Софико Арифджанова рассказали о том, как в Краснодаре их задерживала полиция, на них нападали на улице неизвестные в масках, а журналы изымали во время презентации. Инициировала давление организация «Потомки Бессмертного полка». У некоторых ее активистов есть татуировки со свастиками, но краснодарская полиция всерьез реагирует на их доносы.
Зачем вообще вы поехали в Краснодар?
Софико: Нас туда пригласили. Организаторы (краснодарской презентации — ОВД-Инфо) увидели, что у нас была презентация в Иркутске — по видеосвязи — и захотели провести у себя.
Павел: До этого у нас были презентации в Москве, Иркутске и Львове. В прошлом году у нас была запланирована презентация в Екатеринбурге — Ройзманграде — у нас как раз вышел номер о наркотиках…
Софико: Нас тоже приглашали студенты Уральского федерального университета (УрФУ).
Павел: Две лекции были запланированы в УрФУ:- одна о журналистике в целом, другая о moloko plus. Но нас забанила служба безопасности университета. Запретила проводить презентацию в университете, другую площадку для нее искать не стали.
Софико: Презентация в Краснодаре изначально планировалась по видеосвязи.
Павел: Но потом выяснилось, что она будет в те дни, когда я буду в городе и так. В Краснодаре у меня живут друзья. Я приехал на день рождения подруги.
Софико: Непосредственным организатором была я.
ОВД-Инфо интересуют всякие неприятности. Как они начались?
Павел: Неприятности начались, когда я приехал в «Типографию». Это культурный центр, где проходило мероприятие. Мне сказали, что мероприятием интересуется полиция, нужно собрать информацию, которая о нас есть в открытом доступе, чтобы показать кураторам, что мы нормальные чуваки.
Кураторам?
Павел: Не ментам.
Софико: «Типография» существует на меценатские деньги. И нужно было объяснить этим людям, что мы не экстремисты и не террористы.
Павел: Ну мы и сказали, что текст Александрины Елагиной (о «борьбе с терроризмом» в Чечне — ОВД-Инфо) брал «Редколлегию», я читал лекции о журналистике в МГУ, РГГУ и Высшей школе экономики. Мы все — профессиональные журналисты с большим стажем.
Софико: Потом Паша уехал по делам, а я пошла гулять с одной местной девочкой. Как только мы зашли в переулок, где не было людей, к нам подошли мужчины, одетые по гражданке. Показали удостоверение, сказали, что из уголовного розыска, и нам нужно пройти с ними в отделение. Объяснить, зачем, они не могли. Говорили, что материалы некоего дела у них лежат в отделении.
Прямо уголовного дела?
Софико: Говорили про дело! Подогнали гражданскую машину… Девочка несовершеннолетняя, мне было достаточно боязно. Мы сфотографировали машину и поехали в отделение. Там девочку оставили ждать в коридоре, а старший оперуполномоченный Громов…
Какой структуры?
Павел: Как мы поняли, Центра «Э». Но он не представлялся. У нас не осталось ни одной бумаги с его именем. Может быть, он что-то и проговаривал, но в этот момент мы не особо запомнили. Между собой мы называли его «майор Громов»: «товарищ майор», «лед под ногами майора» — вот это все.
Софико: Я начала рассказывать, что мы приехали в Краснодар презентовать наш проект. Тут выясняется, что они даже не знают название нашего альманаха. Они пытались съехать с этого вопроса, начинали грубить. Я говорю: может быть, не мы вам нужны? Вы кого конкретно ищите? Они очень смущались, в итоге показали мою фотографию из открытой встречи нашей презентации. И тут я признала, что это я. Они говорили, что мы занимаемся какой-то ужасной экстремистской деятельностью, просили показать альманахи, у меня их с собой не было. Стали требовать, чтобы в отделение приехал Паша. Сказали, что если Паша не приедет, меня не выпустят. Ок, я звоню Паше. Паша резонно говорит, что без повестки никуда не поедет.
Павел: Я попросил сделать громкую связь. Я сказал, что они взяли заложников. Заложников берут кто? Террористы. А с террористами я переговоры вести не буду. Я сказал, что, по их понятиям, это «не по-мужски» — держать в заложницах девочек, которые ничего преступного не совершили — чтобы я приехал. Я пользовался их риторикой, но их это очень сильно задело. Я, собственно, и хотел их задеть.
Софико: Громов начал психовать. Я позвонила нашему редактору Юлиане Лизер, описывала, что происходит, где мы сидим. Громов начал орать: «Выключи телефон! Я тебя по 19.3 (статья КоАП о сопротивлении полицейскому — ОВД-Инфо) закрою!» Он потребовал показать мой рюкзак — надеясь, что там все же будут альманахи — я открыла рюкзак. Он потребовал вытаскивать вещи. Я говорю: подождите, если это не осмотр, а досмотр, вы должны это фиксировать. Он на меня опять начал бычить… Я стала доставать из рюкзака нижнее белье, прокладки… На прокладках он потерял интерес к моему рюкзаку. Не знаю даже, зачем, он стал говорить мне, что у меня квадратные глаза, что я наверняка под чем-то. Начал демонстративно звонить некоему Денису и говорить: «Вот, мы сейчас к тебе повезем девочку на освидетельствование». Потом зацепились за то, что в коридоре сидит несовершеннолетняя, пообещали, что к ней вызовут комиссию по делам несовершеннолетних. Потом мне опять угрожали 19.3… Затем предложили выйти в коридор. Когда я вернулась, они вдруг стали безумно шелковыми, дали мне две бумажки: выясняется, что этот цирк и фарс был нужен для того, чтобы я подписала бумажку о том, что ознакомлена со статьей о проведении массовых публичных мероприятий, и бумажку о том, что предупреждена об уголовной ответственности за экстремистскую деятельность. Я подписала, и они даже предложили несовершеннолетней: «Через полчаса уже десять вечера, комендантский час (для несовершеннолетних — ОВД-Инфо), давай мы тебя подвезем до дома». Мне они говорят: «Мы знаем, что вы любите говорить о ментовском беспределе. Расскажи-ка, что с вами произошло?» Я: «Вы нас забрали, чтобы предупредить об ответственности за экстремистскую деятельность, и отпустили». Они: «Все правильно».
От Паши, видимо, они тоже хотели, чтобы он такое подписал?
Софико: Видимо, да. Чтобы найти Павла, они взяли в заложники меня и мою случайную спутницу.
Почему тебя они нашли, а Павла нет?
Софико: Потому что мы разделились. Как я понимаю (не могу это утверждать), они караулили возле «Типографии», а мы туда заходили.
Павел: Меня они тоже «предупредили»: я пришел к ним с адвокатом Алексеем Аванесяном. Это местный адвокат. Кажется, он занимается делом о нападении на (кубанского оппозиционера и эколога — ОВД-Инфо) Андрея Рудомаху. Адвокат мне сказал: эта бумажка — отчетная единица для них. Непонятно, зачем они так делают. Можно было бы и на улице подойти, взять у тебя роспись. Если уж у них цель тебя предупредить, можно было бы это и под камеру сделать. Адвокат передал им альманахи, чтобы они не волновались. Они сказали: мы ночью будем читать. Мы пошли на эту жертву, надеясь, что эта стратегия поможет нам спокойно провести презентацию. Мы ждали читателей и не хотели их подвести.
Софико: Какой экстремист добровольно сдаст свои экстремистские материалы мусорам?
Павел: Я очень удивился, услышав историю Софико, как они на нее орали. Со мной они были предельно корректны. Можно было к ним не пойти, но адвокат предполагал, что тогда менты приедут и сорвут презентацию. Я решил подписать. Там же все правда: я действительно Павел Никулин. Я действительно в курсе существования этих статей и, наверное, даже лучше сотрудников полиции знаком с правоприменением «антиэкстремистских» статей. Так уж вышло, что я очень много об этом пишу. Мы поехали ночевать на безопасную квартиру, а с утра с одним приятелем отправились в центр города поесть фалафель.
Софико: Когда нас задержали, мы с этой девочкой тоже шли в то же кафе, чтобы съесть фалафель!
Павел: А когда мы туда, наконец, попали, фалафель у них закончился… Короче, чтобы туда поехать, мы ждали трамвай. Тут из ниоткуда материализуются двое крепких парней, такие спортики-неонацисты. Один пошире в плечах, другой поуже. На лицах респираторы, в руках газовые баллоны.
Это все днем происходило?
Софико: Да, было часа два дня.
Павел: Это было в частном секторе, там довольно глуховато, но я не думаю, что они не напали бы и в центре города. Идут, смотрят на меня. Я прикидываю, что нужен им я. Говорю: «Разбегаемся». Бегу. Они за мной. Походя залили газом Софико.
Софико: Я в тот момент сидела на остановке и успела только вскочить. Один из нападавших, пробегая мимо, узнал меня, залил и побежал дальше.
Павел: Я пытался увести нападавших от ребят… Понятно, что целью был срыв презентации, наверное, потому они и кричали во время нападения «Хеллоу, Украина!»: в случае поимки они объясняли бы, что мы из-за Украины поругались. Понятно, что они просто исполнители. Наверное, это придумал тот, кто за всем этим стоит. Нас крик про Украину очень удивил, мы можем только догадываться. Я принял неправильное решение свернуть, потерял в скорости. Один из них бортанул меня, залили газом лицо. Несколько раз пытались сорвать с меня рюкзак. Наверное, пытались дорваться до техники, повредить ее. Сделать мое пребывание в Краснодаре максимально проблемным. Я смог вырваться, увидел открытую калитку, сразу забежал в нее. Я не видел, идут ли они за мной. Я увидел, что на крыльце сидит мальчик, я кричу ему: «Не запирайте дверь!» Почему-то решил обратиться к нему на «вы». Он испугался, с криком влетел в дом, но не запер дверь. Я открыл дверь, развернулся, закрыл ее. Напугал еще домашнего попугая. Я извинился перед взрослыми в доме, сказал, что на меня пытались напасть. Из дома собрался выйти парень с ножом, хотел искать нападавших, за ним выскочила мама с криком: «Убери нож!» Мне дали молоко умыться. Выяснилось, что это еще и не просто дом, а магазин карнавальных костюмов. В частном доме. Дом поделен пополам: в одной половине магазин, а в другой жилые помещения. Мы вызвали скорую, адвокат Аванесян составил заявление в полицию. Нас отвезли в больницу, промыли глаза. У нас обоих химический ожог роговицы глаз легкой степени. Не смертельно, но неприятно.
Софико: Я до сих пор нормально не могу читать. Меня хватает минут на 15 максимум. Из больницы мы поехали в «Типографию». По дороге нам сообщили, что уже пришла полиция, чтобы изъять тираж.
Павел: Мы приехали в «Типографию», там менты. Там у ресепшена есть массивное кресло. Очевидно, тот, кто в нем сидит, за что-то отвечает. Я сел в него и говорю ментам: «Так, вы по какому вопросу? Фамилии, документы». Они ошалели и показали корочки. Говорят: «Вы знаете, тут заявление на Никулина…» Я: «Понятно, я Никулин».
Софико: Тут они резко поменялись в лице.
Что было за заявление?
Павел: Заявление от частного лица, что в Краснодаре мы собираемся заниматься пропагандой подготовки (!) экстремизма и пропагандой подготовки (!) к употреблению наркотиков. Не ждем, а готовимся, короче. Они сказали, что расценивают «Типографию» как место происшествия и будут проводить осмотр места происшествия в рамках УПК. Мы открыли УПК — там, действительно, прописано разрешение на осмотр. Но, что важно, забирать что-то они могут, только если осмотр предмета затруднен.
Софико: Мы им ничем не мешали: пожалуйста, смотрите здесь и сейчас. Они почему-то хотели забрать сразу все.
Павел: Адвокат в это время пока еще только ехал. В итоге они нашли двух понятых. Один был немного поддатый, у второго на руке вытатуирован «Валькнут». Скандинавский языческий символ, его нацисты часто набивают. Я говорю: «Молодой человек — неонацист, мы тут немножко противоположных взглядов. Можно он просто уйдет?»
Софико: Пьяный понятой увидел, что в «Типографии» стоит пинг-понговский стол, и ушел играть.
Павел: Язычнику я сказал: «Вы же понимаете, что сегодня ничего не кончится? У нас будут ваши личные данные, мы будем вас всюду заявлять свидетелем». В итоге, понятые разбежались. Менты изымали журналы под видеофиксацию. Причем прямо во время нашей презентации. Сначала они описывали журналы, считали, составляли протокол. Нас к протоколу не допустили: формально мы к «Типографии» никакого отношения не имеем — с юридической точки зрения. Изначально с ментами приехал следователь МВД. По-моему, районный, но целый майор. (Анзор — ОВД-Инфо) Каппушев. Интересная личность. Два года назад его привлекали за избиение задержанного.
Софико: Он и еще четыре полицейских избили задержанного бутылкой от кулера.
Павел: Я смотрел его страницу в «Одноклассниках», там он ставит «класс» роликам про «путинский беспредел» и «путинских гнид»… Заявление на нас написал Михаил Баназаров, он оказался координатором организации «Потомки Бессмертного полка». Как дети лейтенанта Шмидта.
Это чисто краснодарская организация?
Софико: Видимо, да, хотя позиционирует себя как межрегиональная. Еще один координатор там Альберт Гаямян — довольно интересная личность, абсолютно одиозная. Насколько я понимаю, эти люди причастны к срывам концертов «Кровостока», «Пошлой Молли», Begemoth. Они же боролись с фестивалем «Кубана». Против «Кубаны» они выступали потому, что там все пьют.
Павел: То есть, мы в их понимании что-то между «Пошлой Молли» и «Кровостоком», видимо. Что касается Гаямяна, он организовывал в Краснодаре «Русские марши», пытался проводить «Русские пробежки». Еще один человек из их тусовки, Гайвоновский, весь забит свастиками. Мне кажется, такое нормальное двоемыслие: когда у «потомка Бессмертного полка» на предплечье набита свастика. Единство и борьба противоположностей.
Презентация не состоялась?
Софико: Состоялась, в процессе изъятия журналов. Когда они их уносили, мы им аплодировали.
Как они узнали о вашей презентации? В соцсетях «Типографии» был анонс?
Павел: Да, конечно. В заявлении написано, что именно так и узнали. Есть версия, что вся эта история не про нас, а про «Типографию». «Потомки Бессмертного полка» вполне юридически подкованы, они способны написать донос так, чтобы его приняли.
Каковы перспективы?
Павел: Пока проверяют журналы. Вилка последствий большая: от того, что ничего не будет и отдадут журналы, до уголовного дела на всех. Во время обыска по инициативе калужского ФСБ у меня дома изъяли 40 одинаковых журналов. Проверили и вернули.
Софико: К сожалению, закон устроен так, что проверка в Калуге ничего не значит, и журналы можно изымать хоть каждый месяц.
Павел: Хочу заметить, что на заявление о нападении на нас полицейские реагировали часов шесть. И только потом нас опросили. А на заявление против нас они отреагировали молниеносно. За последние лет пять в Краснодарском крае совершили минимум шесть нападений на политических активистов, журналистов и экологов: их избивали, преследовали, портили имущество и оборудование. Одного журналиста в Туапсе вообще мертвым нашли. Нападали на Сергея Хазова-Кассию в Кропоткине, на феминисток, на Pussy Riot, срывали «Медиаудар», пытались сорвать ЛГБТ-фестиваль. Большинство нападавших не были найдены и наказаны. Я понимаю, что нападавшие претендуют на эдакое культурное доминирование, но им нечего противопоставить своим оппонентам кроме кубанского казачьего хора.